Уленшпигель вплетает в волосы Сиф золото рейха.
Течёт поток реки времён, и нет ему конца.
***
Странно это – сидеть на берегу реки вечности и глядеть в века.
***
С первыми лучами солнца рассветного оседлал Кощей коня верного, раздал наказы Соловью и другим слугам главным и отправился в путь-дорогу. Принёс его конь быстрый в чащу дремучую, в место тайное. Стоит на поляне дом погребальный, изба на одной лапе куриной.
– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом.
Обернулся дом со скрипом; ох и старо жильё магическое, брёвна толстые от времени почернели. Отворил Кощей двери, вошёл в темноту. Паутина везде, пыли слой толстый, но смрада мёртвого нет и быть не может. Ибо не мёртвый тут лежит, а упокоенный. Печь на пол избы, на печи Яга почивает, – высоко, чтобы лицо в доски упиралось. Как в гробу; такова её кара себе самой и источник силы её. Поднатужился Кощей, тело двухметровое с печи снимая, заскрипела нога железная из стали магической о половицы. Посадил хозяйку на стул ладный, крепкий, убрал с лица чёрные волосы спутанные. Слеза по щеке сама сбежала.
– Как же так, вражина ты моя, неужто уйти мечтаешь? Неужто меня, дурака, бросишь тут? Яга, заклинаю, открой глаза, взгляни на меня. Мочи нет видеть, как ты себя мучаешь.
Открылись глаза, силою вспыхнули. Тут же будто ветер по избе прошуршал. Вот и свечи загорелись, и скатерть вышитая на столе, яства вкусно пахнут. Только Яга какой была, таковой и осталась. Огромная, страшная, металл ноги железной, письменами обитый, не делся никуда.
источник
***
Странно это – сидеть на берегу реки вечности и глядеть в века.
***
С первыми лучами солнца рассветного оседлал Кощей коня верного, раздал наказы Соловью и другим слугам главным и отправился в путь-дорогу. Принёс его конь быстрый в чащу дремучую, в место тайное. Стоит на поляне дом погребальный, изба на одной лапе куриной.
– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом.
Обернулся дом со скрипом; ох и старо жильё магическое, брёвна толстые от времени почернели. Отворил Кощей двери, вошёл в темноту. Паутина везде, пыли слой толстый, но смрада мёртвого нет и быть не может. Ибо не мёртвый тут лежит, а упокоенный. Печь на пол избы, на печи Яга почивает, – высоко, чтобы лицо в доски упиралось. Как в гробу; такова её кара себе самой и источник силы её. Поднатужился Кощей, тело двухметровое с печи снимая, заскрипела нога железная из стали магической о половицы. Посадил хозяйку на стул ладный, крепкий, убрал с лица чёрные волосы спутанные. Слеза по щеке сама сбежала.
– Как же так, вражина ты моя, неужто уйти мечтаешь? Неужто меня, дурака, бросишь тут? Яга, заклинаю, открой глаза, взгляни на меня. Мочи нет видеть, как ты себя мучаешь.
Открылись глаза, силою вспыхнули. Тут же будто ветер по избе прошуршал. Вот и свечи загорелись, и скатерть вышитая на столе, яства вкусно пахнут. Только Яга какой была, таковой и осталась. Огромная, страшная, металл ноги железной, письменами обитый, не делся никуда.
источник