Уленшпигель вплетает в волосы Сиф золото рейха.
Зачем так много слов? Так много треска? (с)№1. Есть люди, которые могут сделать так, чтобы я за них беспокоилась. «Мммм, надо бы позвонить Маше». Этим всё заканчивается. «Ой, надо же было Маше позвонить». Тут другое. Набатом: «Господи, спаси и сохрани. Господи! Спаси и сохрани!». Неверующий Фома взывает к вечности. Взвывает. За тысячи километров. А что сделаешь? Ничего. Алёна мне не звонит. Хотя что она-то скажет. Затеяли что-то что ли? Не нравится мне всё это. Скоро, скоро начнётся мерное покачивание. Волнение? Хрен бы с два. Всё намного хуже. Что я? Люблю/не люблю. Нравится/не нравится. Мне тоже только «спи, моя красавица» припоминается к этому. О других заботиться лень, а это-то что за доброфеистость? Морального, материального не извлекаю. Но хочется, чтобы у него-то хоть было хорошо. У меня будет и так. Я, кажется, перестала замечать слишком плюс и слишком минус: езжу и нет восхищения - принятие, пропускание ч-з себя. Но нет того, чтобы впиваться, застревать, останавливаться. Как в полусне. Или совсем уже сне. Острее воспоминания издалека, но сомневаюсь, что они тоже были яркими в тот момент. Слишком хорошая память. Иногда хочется найти человека с гитарой и уйти стритовать. Очень хочу. Чтобы эмоции хоть так шли. Меня считают странной и дурной. И, притом, временами скучной. И обидеться бы, но справедливо ж. Дурь, странность, занудство - чего ещё желать? Хиппи с книгой же. Когда я жила? Ни с кем не хочется открываться, а тут как из колодца: хочешь - пей, плюнешь - отыграюсь. А, может, и он прав: пора разобраться в себе? Но всё бы ладно, но, если я разберусь и от этого полочкораскладывания станет ясно, что не могу без кого-то (да что ходить-то далеко), а придёт тут же и осознание, что ничего не выйдет, как тогда жить?
№2. Археология так и не стала моей наукой. Извините. Все, кто верил, что это мой путь. Кощунство, отторжение, брезгливость, жалость. Музей Краеведения - последняя капля. В природный даже не пошла: таксидермия - ещё хуже. Кремация, определённо, кремация. По стопам Романовых тоже не тот разгон: большинству их жаль, но после полусотни книг жалости не может возникнуть. Логичность произошедшего. А тяга есть. Александр, Николай, ЧК, раскольники. Здравствуйте, Доктор.
№3. Музей Камня работал до пяти. Роман ушёл в краеведческий на мосту. Купила Story и уселась на лавку. Пачка закончилась. Подходили какие-то люди: спрашивали про цену билета в Оперный (кажется, это была старушка из Пензы), мужчина просил прикурить. Почему мне попадаются те вещи, которые волнуют сейчас? Толстой красной нитью. Кинг. Путанно, дико, глупо. Я люблю следить за людьми, наблюдать как за подопытными. Кажется, от меня всё-таки ждут, что я что-то напишу. Сегодня оформилась идея. Сегодня же стало ясно, что оставаться гессенской Эллой хватит. Слишком много дел. Слишком долгая игра. Слишком высокие ставки. Подпись - Элла. Гессен, 1864. - означает, что документ был создан раньше дня сегодняшнего. Только и всего.
ГЕЛЯ. Ах, так... я забыла... Я забыла, зачем ты приехал. Витек, мне хочется тебя посмешить. Ты будешь смеяться до упаду: я все еще тебя люблю.
ВИКТОР. (помедлив). Тебе это сейчас показалось.
ГЕЛЯ. Не показалось - я с этим живу. Очень смешно, я знаю, но это так. Ты не волнуйся, все в порядке. Главное, я осталась жива тогда, а это было не так уж просто.
ВИКТОР. Да, это было совсем не просто.
ГЕЛЯ. Когда я приезжаю в Краков, я хожу в Вавель. Я пишу записки королеве Ядвиге, "Дорогая Ядвига, верни мне его". Недурно? Признайся, что я тебя развлекла.
ВИКТОР. На королев такая же плохая надежда, как и на королей.
ГЕЛЯ. Ты прав, теперь от них мало толку. Я читала дневник вашего последнего царя. Как это?.. "Утро провел отвратительно. Оказался запертым в уборной". Матерь божья... Революция была неизбежной.
ВИКТОР. Я хотел молчать. Это ты виновата. Скоро десять лет, а я помню все.
ГЕЛЯ. Витек, мне сто раз казалось, что ты идешь навстречу. Я помню твои интонации, твои жесты. Сто раз я ловила себя на одном и том же: ко мне обращаются, а я не слышу - разговариваю с тобой. Я выхожу на сцену и вижу тебя в зале. Я готова спорить на собственную голову - это ты, в четвертом ряду, шестой слева. Я схожу с ума от галлюцинаций, но я скорее умерла бы, чем согласилась вылечиваться. (Леонид Зорин - Варшавская мелодия)
№2. Археология так и не стала моей наукой. Извините. Все, кто верил, что это мой путь. Кощунство, отторжение, брезгливость, жалость. Музей Краеведения - последняя капля. В природный даже не пошла: таксидермия - ещё хуже. Кремация, определённо, кремация. По стопам Романовых тоже не тот разгон: большинству их жаль, но после полусотни книг жалости не может возникнуть. Логичность произошедшего. А тяга есть. Александр, Николай, ЧК, раскольники. Здравствуйте, Доктор.
№3. Музей Камня работал до пяти. Роман ушёл в краеведческий на мосту. Купила Story и уселась на лавку. Пачка закончилась. Подходили какие-то люди: спрашивали про цену билета в Оперный (кажется, это была старушка из Пензы), мужчина просил прикурить. Почему мне попадаются те вещи, которые волнуют сейчас? Толстой красной нитью. Кинг. Путанно, дико, глупо. Я люблю следить за людьми, наблюдать как за подопытными. Кажется, от меня всё-таки ждут, что я что-то напишу. Сегодня оформилась идея. Сегодня же стало ясно, что оставаться гессенской Эллой хватит. Слишком много дел. Слишком долгая игра. Слишком высокие ставки. Подпись - Элла. Гессен, 1864. - означает, что документ был создан раньше дня сегодняшнего. Только и всего.
ГЕЛЯ. Ах, так... я забыла... Я забыла, зачем ты приехал. Витек, мне хочется тебя посмешить. Ты будешь смеяться до упаду: я все еще тебя люблю.
ВИКТОР. (помедлив). Тебе это сейчас показалось.
ГЕЛЯ. Не показалось - я с этим живу. Очень смешно, я знаю, но это так. Ты не волнуйся, все в порядке. Главное, я осталась жива тогда, а это было не так уж просто.
ВИКТОР. Да, это было совсем не просто.
ГЕЛЯ. Когда я приезжаю в Краков, я хожу в Вавель. Я пишу записки королеве Ядвиге, "Дорогая Ядвига, верни мне его". Недурно? Признайся, что я тебя развлекла.
ВИКТОР. На королев такая же плохая надежда, как и на королей.
ГЕЛЯ. Ты прав, теперь от них мало толку. Я читала дневник вашего последнего царя. Как это?.. "Утро провел отвратительно. Оказался запертым в уборной". Матерь божья... Революция была неизбежной.
ВИКТОР. Я хотел молчать. Это ты виновата. Скоро десять лет, а я помню все.
ГЕЛЯ. Витек, мне сто раз казалось, что ты идешь навстречу. Я помню твои интонации, твои жесты. Сто раз я ловила себя на одном и том же: ко мне обращаются, а я не слышу - разговариваю с тобой. Я выхожу на сцену и вижу тебя в зале. Я готова спорить на собственную голову - это ты, в четвертом ряду, шестой слева. Я схожу с ума от галлюцинаций, но я скорее умерла бы, чем согласилась вылечиваться. (Леонид Зорин - Варшавская мелодия)
@музыка: Пикник и Самойлов - Не кончается пытка
@настроение: сумбурно, путанно, страшно. «Так непросто и зыбко и взгляд твой почти неземной. Будто всё здесь ошибка и сердце ждёт искры иной».
Так что же в итоге станет вашим?
Вот литературное что-то и будет: останусь в аспирантуре, буду писать диссертацию, а параллельно околонаучные опусы. )
P.S. Вспомнила из той же «Варшавской мелодии» ещё хороший диалог о заимствованиях:
немного, но лучше под кат
Одна из любимых постановок. Прочитала пьесу и не перестаю теперь цитировать - хороша. )))