В то, что будет весело - а у меня дурное чувство юмора - верю
В то, что будет что вспомнить - а у меня веселая память - знаю
В том, что обойдется без потерь - а я помню, куда еду - non com

это было первое.

крик был резкий, протяжный.
Окна открытые, хотя от этого и холодно, а на улице лютует осень. Славная такая осень, трёх любимых цветов - синего пронзительного неба, бордового дерева за окном 313 поточки и серого мокрого асфальта. Странная она, эта двадцатая осень: совсем не пахнет дымом и не колет шерстью тонкого джемпера. У неё привкус чая с портвейном и бутерброда с мясом. У неё мягкое ощущение сознательного одиночества, расслабленности и острые всплески разрывающей мозг истерики. У неё нет вкуса и запаха сигарет. У неё нет бессознательной тяги закрыться от мира наушниками или толстыми книгами. Хочется видеть, слышать, ощущать. Словно сломалось что-то внутри. Словно открыли окно.
крик был высокий, отчаянный.
Было время, когда на двери не было даже замка, не то что домофона.На полу лежала тетрадка с текстом Демо. Старательно выписанные строчки, на пять раз прослушанная кассета, ощущение свободы и липкий страх, что родители что-то узнают. У этого лета было то впечатление беззаботности, даруемое только детством. Детство закончилось на двадцатом году. Тогда же вернулось ощущение крыльев за спиной. Словно открыли замок.
"Мама!"
Такое ощущение бывает, когда с огромной скоростью летишь вверх башни или падаешь в обморок: звон в ушах, ощущение полета вникуда. Сумашедшее, дикое. И оно было. Так, как будто только август, как будто только 12, как будто еще никогда не слушала рок и не пила ничего крепче кофе. Ощущение было.